Внучка великого армянского Поэта, Гуманиста и Патриота Сурма Ареговна Туманян опубликовала в 2017 г. книгу воспоминаний о Поэте и о своём отце Ареге Ованесовиче. Коротко о книге писали ранее на этом сайте. С разрешения автора мы размещаем на сайте фрагмент книги - главу 3 "Отдельные заметки о творчестве Ованеса Туманяна". 10 страниц текста очень важны для лучшего понимания феномена Туманяна, для осмысления его наследия в комплексе применительно к нашим дням. Недостаточно говорить о Туманяне только как поэте, или только как мыслителе, или как общественном деятеле, или как благотворителе и т.д. Уместно только комплексное восприятие этой личности. Сурма Ареговна приводит ключевую характеристику от отца Арега Ованесовича: «Это великий гражданин, подлинный поэт-гражданин – то чем не был ни Пушкин, ни Толстой, ни другие во всем объеме! … Как общественный деятель он сравним с Чернышевским, а как поэт – с Пушкиным. Соединив их, можно получить Туманяна».
Грайр Улубабян говорит о нём как о провидце, и по многогранности сравнивает с Нжде. Около 13 лет назад политолог Араик Степанян похоже говорил о многогранности феномена Гарегина Нжде (видео 5 мин). Это было выступление Араика Степаняна на конкурсе "Имя Армении" (аналогичный российскому "Имя России"). После этой речи в народном голосовании десятков тысяч людей именно Г. Нжде с большим отрывом от других исторических деятелей был назван "Именем Армении". В России тогда с небольшим отрывом от Сталина и Столыпина победил Александр Невский. (Примечательно, что жившие в разные эпохи в двух разных странах два великих человека - Александр Невский и Гарегин Нжде - принимали непростое решение ради своей Родины и будущего на время имитировать "коллаборационизм" с врагом. Это вовсе не помешало причислить в России Александра Невского к лику святых). Туманяновед Грайр Улубабян считает, что именно мировосприятие, наследие и взгляды Туманяна и Нжде должны лечь в основу отсутствующей с 1991 г. государственной идеологии Армении.
В год 150-летия О. Туманяна важен неформальный подход к этой выдающей фигуре. Нельзя ограничиваться формальными выставками или вечерами с пассивно-описательским стилем, говоря только о прошлом. Туманян актуален именно сегодня как советчик, как Учитель с большой буквы, как провидец: он с нами, и надо только услышать его голос. Дискуссии, проходящие на разных площадках в Армении, должны быть и в Диаспоре, в армянских общинах в России. С этой целью планируются различные мероприятия и в Санкт-Петербурге, в т.ч. и с удалённым участием экспертов из Армении.
Ваган Бабаханян
28 марта 2019 г.
Сурма Ареговна Туманян
Глава 3. Отдельные заметки о творчестве Ованеса Туманяна
Воспитание и отличное образование, несомненно, позволили отцу не только приобщиться к русской и европейской культуре, но и стали отправной точкой для разработки им методологических основ изучения творчества Ов. Туманяна. Он мечтал о создании капитального труда по обоснованию общественно-социальных корней произведений поэта, а также самого феномена Туманяна, на фоне эволюции общественных отношений. Он намеревался оценить и объяснить многожанровость его творчества, подчеркнуть своеобразие языка и стиля поэта, стремился проследить различные этапы формирования мировоззрения Туманяна, провести параллели с творчеством А. Пушкина, А. Мицкевича и других великих поэтов. Он разработал план построения такого труда и среди массы других дел, которыми ему приходилось заниматься, выкраивал для этого время.
В очередном письме к Ашхен от 11 января 1931 года Арег писал: «Два дня я лежал – был простужен. Теперь, якобы все еще болен, из дому не выхожу. Удовольствие большое, так как лежу дома – читаю, читаю, читаю. Увлекаюсь чтением страшно. Получаю большое удовольствие от книг, такое, какое даже не чувствовал от маринованного чеснока бабушки. … Один день я полностью просидел и прочел всего Туманяна, кроме сказок, – все, что было у меня под рукой». Далее, на основании прочитанного, Арег проводит задуманный им анализ произведений отца. Давая оценку Ов. Туманяну, он вспоминает слова самого поэта о его общественной деятельности: «И сегодня, я не столько доволен тем, что сделал что-то в литературе, сколько доволен тем, что сумел убедить поднявшиеся друг против друга народы вложить сабли в ножны и сумел спасти великое множество ни в чем неповинных людей от варварской резни» и добавляет: «Это великий гражданин, подлинный поэт-гражданин – то чем не был ни Пушкин, ни Толстой, ни другие во всем объеме! … Как общественный деятель он сравним с Чернышевским, а как поэт – с Пушкиным. Соединив их, можно получить Туманяна».
Довольно показательны его черновые заметки о творчестве Ованеса Туманяна, написанные в ответ на критику литературоведа Погоса Макинцяна. Следует подробнее остановиться на некоторых суждениях отца по этому вопросу. Они относятся к началу 30-х годов прошлого века и, по сути, являются ответом Макинцяну на его выступление по поводу 60-летия поэта. В те годы еще не был сделан значительный и глубокий анализ творчества этого могучего таланта, и суждения его сына о творчестве отца особенно важны как мнение очевидца, присутствовавшего при рождении многих творений Ов. Туманяна и созревавшего в атмосфере жизни героев его произведений. Одновременно, они отражали и миропонимание самого папы.
Критик Макинцян, будучи одним из первых руководителей советской Армении, постарался, без достаточных оснований, обвинить Ов. Туманяна в национализме, гайдукизме, религиозности, отсутствии революционности и в том, что он не воспевал пролетариат. До сих пор такая позиция критика остается непонятной, поскольку, будучи образованным человеком, он не мог не понимать величия Туманяна, как народного поэта и гуманиста, или не разбираться в общественных корнях его творчества. Можно допустить, что им руководили какие-либо иные мотивы. В ответ мой отец писал: «Я хочу дать определение Туманяна. Ов. Туманян – общенациональный поэт всего армянского народа. Проведем параллели: Россия – Пушкин, Украина – Шевченко, Польша – Мицкевич, Грузия – Чавчавадзе плюс Церетели и так далее. Кто может быть назван общенациональным поэтом? Тот, кто, унаследовав все культурное богатство своего народа, в лучших формах, наилучшим языком, пропустил через свой творческий многогранник все проявления этого народа или нации, не упустив настроения более или менее больших групп населения». Отец подготовил развернутый ответ Макинцяну, который, к сожалению, не увидел свет и поэтому должен быть обсужден с опозданием здесь.
Приведенное выше высказывание отец подкрепил выдержками из произведений поэта и задался вопросом: «В чем должен проявляться национализм? Некоторые, показывая себя интернационалистами, полагают, что тот, кто любит свой народ, тот и националист. Это верно, если любовь к своему народу питается его ненавистью к другому. Но, если любить свой народ и при этом уважать другие народы, то это не национализм. Это патриотизм в сочетании с терпимостью. Национальные поэты большинства народов были только поэтами. Туманян же все свое свободное время отдавал общественной деятельности:
1905 год – разгар армяно-татарской резни, Туманян останавливает резню в двух уездах!;
1918 год – армяно-грузинские столкновения, Туманян публично выступает с письмами к главам этих стран, заявляя, что виновниками войны являются правительства, но не народы!;
1921 год – авантюра дашнаков, Туманян отправляется в Эривань убедить сложить оружие. Его арестовывают!;
1921 год – первые трудности советской власти в Армении, Туманян, будучи больным, как председатель Комитета Помощи Армении, едет за границу для организации помощи. … И все это, товарищ Макинцян, национализм?!!».
И заключает: «Ов. Туманян националистом никогда не был. Он не позволял себе оскорбительных высказываний в адрес других народов. У него был патриотизм, основанный на дружбе и любви к соседним народам».
Касаясь вопроса об отсутствии революционности в творчестве Ов. Туманяна и о том, что поэт не воспевал пролетариат, отец писал: «Установим, прежде всего, необходимый марксистский (Макинцян тоже был коммунистом) критерий. Революционно все то, что в данной обстановке, в данной стране, в данное время служит раскрепощению пролетариата». При этом он подчеркивает относительность самого понятия революционности: «В литературе, «Двенадцать» Блока была революционной поэмой, сейчас она «попутническая», через десять лет будет контрреволюционной. Абсолютно революционных явлений нет, все они относительны». И далее: «Не находя у Ованеса Туманяна капиталистических элементов, «критики» возмущаются и это приписывают отсталости поэта, а не своей».
В Армении времен Ованеса Туманяна практически отсутствовал пролетариат, и, соответственно, армянскому поэту не было кого и что воспевать – «армянина пролетария не было; характерно, что все армянские пролетарские поэты меньше всего воспевают пролетария-армянина, а «едут» в Китай, Индию, Россию – почему?» А что касается тяжелой судьбы Армении и ее преимущественно крестьянского народа, Туманян писал:
«Армянское горе – безбрежное море,
Пучина огромная вод;
На этом огромном и черном просторе
Душа моя скорбно плывет».
(пер. В. Брюсова, «Армянское горе»)
Комментируя эти слова поэта, Макинцян еще раз обвиняет его в национализме. Естественно, что отец опровергает это обвинение: «Где тут национализм? Это скорбь по бесконечному горю. Это горе было и по вине султана, и по вине царя, и по вине дашнаков. Но, поэт же не пишет, кто виноват; он пишет о самом факте – о горе. И ему тяжело от этого нескончаемого горя!»
Столь же беспочвенными отец считал обвинения Туманяна в гайдукизме. Он отмечал, что Туманян отдал дань уважения гайдукизму всего лишь в одном стихотворении «Последний день», в котором он поддержал армян-добровольцев, воевавших в 1915–1918 годах против османской Турции. И это движение было оправдано исторически, как акт противостояния геноциду. В те годы речь могла идти и шла о спасении народа от гибели, и национальное добровольческое движение было вполне закономерным явлением.
Теперь о религиозности Ов. Туманяна. Вот мнение его сына, моего отца. Для поэта Бог, как атрибут религии, есть «нечто высшее, понимаемое, как абсолют его внутреннего духовного мира», а не образ, канонизированный в молитвах и иконах. Сам Туманян, в своих знаменитых «Четверостишиях» не раз затрагивал эту тему:
«В стране армян, как великан,
стоит Масис могучий;
С владыкой сил мой дух вступил
в беседу там, на круче.
С тех дней, когда меж «нет» и
«да» была темна граница,
Из века в век, чей вечен бег,
беседа эта длится».
(пер. О. Румера)
Тем не менее, отец считал, что Туманян, будучи очень крупным общественным деятелем, рассматривал свое участие в выборах католикоса всех армян, как общественно-национальное дело, и активно поддерживал авторитет армяно-григорианской церкви, особенно при рассмотрении общенациональных вопросов. В то же время, в 1915 году, столкнувшись с трудностями при размещении беженцев из турецкой Армении, он смог авторитетом «поэта всех армян» преодолеть запрет «католикоса всех армян» и открыть для них патриаршие палаты Эчмиадзина.
Можно указать еще на один просчет критика. Ссылаясь на произведение «Капля меда», он приписывал Туманяну утверждение о том, что война может начаться «из-за капли меда, что она его причина». Отец возражал: «Критик не понимает – Туманян пишет не о причине, а о поводе. Капля меда – лишь повод. Причина мировой войны – экономическая, а повод – убийство австрийского наследника».
Папа считал, что творчество Туманяна лучше всего оценит время: «Крупные величины тем заметнее, чем дальше находишься от них. И только будущие поколения, когда у нас будет более или менее стойкое положение в мировом масштабе, смогут оценить спокойнее и объективнее». Все так и произошло – сегодня в величии Ованеса Туманяна, как поэта и гражданина, никто не сомневается.
Уже работая в Москве, отец писал сестрам Ашхен и Нвард, что собирает материал и просил выслать ему всю необходимую для анализа творчества поэта литературу. Сохранился его запрос от 20 марта 1930 года, адресованный Ашхен: «Телеграфируй, было ли опубликовано письмо Брюсова Туманяну в русской печати». 16 декабря 1930 года Арег писал Ашхен: «Меня уже начинает серьезно увлекать работа об Ов. Туманяне. Некоторый предварительный план я уже набросал. Примерно 13 глав. … Материала уйма. Обращаюсь и к классикам марксизма, и к Пушкину, Мицкевичу, Шевченко, Некрасову, и к пролетарским поэтам, и к Сервантесу , Апулею, Свифту, Гете, Шекспиру, и к Саади, Фирдоуси… Собираю материал об экономическом развитии Закавказья, в особенности Лори …».
- - - -
I Сервантес – всемирно известный испанский писатель XVII века. Автор величайшего произведения мировой литературы – романа «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский».
II Апулей – древнеримский писатель и поэт II века, философ, автор знаменитого романа «Метаморфозы».
III Свифт – англо-ирландский писатель-сатирик, публицист, философ и общественный деятель XVII–XVIII веков.
IV Саади – персидский поэт-моралист XIII века.
V Фирдоуси – персидский поэт, автор эпической поэмы «Шахнаме». Считается национальным поэтом в Иране, Таджикистане и Узбекистане.
* * *
Представляет интерес письмо моего отца к Ашхен от 25 декабря 1930 года, в котором он приводит одно четверостишие Ов. Туманяна и пишет: «… это, кажется, никому неизвестное, четверостишие, оно написано в Москве». Существует и другая версия, согласно которой это же стихотворение якобы написано в 1919 году. Это допущение фигурирует в Собрании сочинений Ов. Туманяна, том 1, издания 1950 года (стр. 545), и 1919 год, как год написания, поставлен предположительно. Во второй раз оно было напечатано в томе 2 Полного собрания сочинений Ов. Туманяна, 1991 года издания (стр. 79) со следующим примечанием редакции тома: «По-видимому, написано в 1919 году. Оригинала четверостишия в нашем распоряжении не было. В архиве семьи Туманяна за №57 хранится экземпляр, написанный рукой Ашхен. Печатается по нему». Таким образом, обладателем этого четверостишия стала Ашхен благодаря письму Арега, в котором оно приводится. В нем Арег пишет Ашхен: «Прочти внимательно! Если тебя заинтересует, каким образом ЭТО осталось у меня, где черновик и т.д., напиши, я тебе сообщу. Черкни свое мнение об этом четверостишии – о характере, мыслях, как ты понимаешь?!» К сожалению, продолжение переписки, если она последовала, не сохранилось. Предстоит разобраться в смысле и дописать эту историю.
Сохранился листок, на котором карандашом, рукой Арега, написано само четверостишие с некоторыми изменениями в трех строках, то есть с заменой в этих строках некоторых слов. Эта часть написана чернилами розового цвета. Арег пытался на бумаге по памяти воспроизвести стихотворение и допустил ряд вольностей. Между сыном и отцом состоялась интересная беседа. С трактовкой сына поэт категорически не согласился и объяснил почему.
Вот один из пунктов дискуссии. Первая строка в дословном переводе читается, как «С детских лет я остался близким другом гор и ущелий», а Арег, вместо «с детских лет», написал «с зарей». Туманян возразил: «Когда говорят о природе, слово заря понимается, как восход солнца, а не рождение нового дня». Вторая строка дословно переводится, как «работа спокойного (или свободного) дня», а Арег написал о «работе в поте лица своего» - Туманян возразил: «В том-то и дело, что я не проливаю пота, а говорю о спокойном и мирном труде. Люди вашего социализма должны проливать пот, что ли, чтобы жить? В чем тогда его отличие? Свобода, как свобода, нужна для свободного труда».
Вот еще некоторые его замечания: «Из-за рифмы ты искажаешь смысл; ни рифма рифмой, ни смысл смыслом не получается». И продолжил: «Надо понимать, что язык народа следует обогащать, и в каждом моем четверостишии ты найдешь хотя бы одно слово, которое употребляется редко, но к месту. Для этого надо хорошо знать язык». А под конец беседы добавил: «Нет, нет, ты плохо запомнил, целый день гордился хорошей памятью, а простое четверостишие не смог вспомнить».
Очевидно, что более доказательной является версия о создании стихотворения в Москве, а именно в последние месяцы жизни поэта, так как за свою жизнь он лишь дважды бывал в Москве – в 1912 году, когда папа не мог быть очевидцем этого, и в 1923 году, когда они находились в Остроумовской больнице.
Մանուկ օրից սար ու ձորին ես մնացի մոտ ընկեր,
Աշխատանքի, հանգիստ օրին ես մնացի մոտ ընկեր.
Հեռու ու մոտ սարի վըրի եղբայրներիս ձեն տվի
Ու էն ձենում մեզ բոլորիս – ճանաչեցին մի ընկեր:
Я рискнула впервые перевести это стихотворение на русский:
«Ущелья, горы, вы мои с младенчества друзья,
На путь свободного труда всех призываю я.
И зов мой к братьям этих гор – и близким, и далеким,
И в зове этом стали мы едины навсегда».
Не могу судить, получилось или нет, но мне, как и моему отцу, хотелось сохранить мысли деда. Продолжая беседу с сыном, Ованес Туманян заметил: «Во сне я создавал больше и гораздо лучше, чем наяву, но все это я не записывал. Одна из причин в том, что хотел остаться единственным их читателем».
* * *
Накопив большой материал о наследии Ов. Туманяна, отец писал, что должен рассмотреть творчество поэта разнопланово, особенно в аспекте не только национальных, но и религиозных, и социальных тенденций, а также показать и объяснить отношение большого поэта и гражданина к событиям, сотрясавшим регион Закавказья, показать его отношение к городу и деревне, его восприятие нового социального строя. При этом, очевидно, что отец планировал диалектически рассмотреть художественный метод и образный язык поэта, подчеркнуть философскую сущность его творений, например, знаменитых четверостиший, его огромную любовь к природе и простому труженику. Отец полагал, что работа будет включать тринадцать глав; он составил их детальный план с комментариями к нему.
Естественно, что эти планы были построены с учетом не только общечеловеческого, но и марксистского мировоззрения папы. И этот аспект не следует замалчивать, как это сегодня часто делается. Марксизм является одним из величайших учений в истории человечества, во всяком случае, весьма превосходящим учения социалистов-утопистов. Оно было велением времени и остается таковым. И то, что его применили не так, как это требовалось, а в извращенной версии, отнюдь не вина тех, кто честно и бескорыстно, с открытым забралом, боролся с несправедливостью порабощения и пал жертвой террора на территории огромной экспериментальной площадки – СССР. Невольно на ум приходят слова Жоржа Дантона: «Революция пожирает своих детей», произнесенные им перед казнью. Очевидно, что революционное движение в России не могло бы оформиться и состояться при наличии в ней социального согласия между разными классами и слоями общества, согласия, которого не было ни в метрополии, ни, тем более, на окраинах империи. Произведения Ов. Туманяна наглядно об этом повествуют и свидетельствуют. Поэтому планируемый отцом общественно-социальный анализ творчества поэта также правомерен, как любой другой. Жаль, что он не был завершен.
- - - -
I Жорж Дантон – французский революционер, один из отцов-основателей Первой французской республики, министр юстиции времён Французской революции.
- - - -
Чтобы понять и описать истоки творчества Ов. Туманяна, отец составил подробный план своего труда и собирался в нем рассмотреть несколько аспектов. Например, описать общеэкономическое состояние Закавказья в 1870–1900 годы, в котором он намеревался проанализировать и дать характеристику различных групп городов и сельскохозяйственных районов Закавказья. Было необходимо оценить влияние семьи, окружающей обстановки, природы и фольклора, бесед старших, диалектов языка и других факторов на созревание поэта; оценить роль в этом вопросе армянской литературы 80-х годов ХIХ века. Охарактеризовать экономическую и социальную базу того периода, когда «капитализм на его глазах только зарождался, а крестьянско-патриархальная жизнь уже разрушалась». В итоге, «поэт не воспринял ни ростовщичество, ни капитализм, ни кулаков … Поэт скорбит о том положительном, что было утеряно. Но, когда не находит выхода из создавшегося положения (для людей), превращает своих героев в птиц и зверей».
Одновременно, отец задумал создать летопись творчества Ов. Туманяна, что позволило бы легко находить «год создания произведения, где издано и где оно написано». Задумывая работу над наследием поэта, отец к тому времени был хорошо знаком с материалами о творчестве Пушкина из фондов Института русской литературы – «Пушкинского дома» в Ленинграде – и намеревался заимствовать его опыт. Он был знаком и с другими литературными музеями российских столиц, посылал домой каталоги музеев, посещал выставки, участвовал в литературных вечерах. К большому сожалению, задуманный им капитальный труд о Туманяне и его творчестве не был продолжен и завершен. 30-е годы прошлого века не благоприятствовали этому. Некоторые наброски и черновые записи у меня сохранились, а другие, по-видимому, утеряны по причине обысков, ареста и смены квартир.